Фрейд продемонстрировал, что идентификация с объектом внешнего мира, играющая важную роль не только при патогенезе депрессии, но и в формировании характера здоровых людей, особенно в образовании Супер-Эго, понимается как оральная инкорпорация (1). Данное открытие было затем подтверждено разными клиническими и этнологическими исследованиями. До-генитальная основа идентификации, о чём в бессознательном мыслится как о пожирании объекта – точка зрения совершенно невообразимая для незнакомых с психоанализом – была с уверенностью доказана с помощью глубинного анализа. Прежде чем научиться любить, человек хотел «инкорпорировать» объекты «полностью» или «частично» (2). Идентификации есть следы интроекций, кастарционная тревога тоже покоится на до-генитальном фундаменте. Но Абрахам (3) продемонстрировал, что существуют и иные идеи инкорпорации кроме оральной, имеющие правда сильно меньшую важность, более преходящий характер, менее очевидно представленные в фантазиях и идентификациях. Существует идея анальной инкорпорации, проявляющая себя в параноидном уравнивании преследователя и фекалий, инфантильным предшественником чего является клизма (4); епидермальная инкорпорация, связанная с инфантильным пачканием фекалиями; и наконец дыхательная, предполагаемая эпизодом в истории Человека-волка (5): при виде калеки пациент всегда должен был с усилием выдыхать, чтобы не стать таким же (6). Если он таким образом выдыхал объекты, то он должен был бы предварительно инкорпорировать их через вдох.
В психоанализе общепринято, что при интепретации симптома не нужно немедленно браться за эдипов комплекс. Промежуточный материал, лежащий между эдиповым комплексом и симптомом, обязателен для проникновения в эдипов комплекс. То, что относится к аналитическому процессу, в определённом смысле верно и для аналитической теории. Примером этого, к слову, являются иследования Daly (7). Страх менструации является промежуточным по отношению к страху кастрации, но теоретическая важность промежуточных факторов ясна. Схожим образом, дыхательная интроекция является промежуточным фактором в сравнении с оральной интроекцией, тем не менее она заслуживает того, чтобы стать предметом специального исследования.
Различные интроективные фантазии становятся в высшей степени понятными, если считать идентификации исключительно остатками от, или регрессом к, до-генительным объектным отношениям. Инкорпорация – это объектное отношение до-генительности. Любые до-генитальные эрогеннные зоны, таким образом – если ощущения, проистекающие из них, не просто аутоэротические, но направлены на объекты – должны быть отправными точками для инкорпорационных фантазий. По данной причине, оральный, анальный, эпидермальный эротизм имеет себе соответствие в оральной, анальной и эпидермальной интроекции. Согласно Фрейду, даже перцепции, для начала, связаны с интроекциями. Склонность для удовольствия Эго воспринимать только то, что приятно, и негативно галлюцинировать отсутствие того, что неприятно, также соответствует избирательной инкорпорации внешнего мира (8). Глаза и уши тоже, как известно, участвуют в фантазиях как половые органы, принимающие внутрь себя объекты, но они явно менее удобны чем нос для длящейся интроекции, лежащей в основе идентификаций. Нужно иметь в виду, что посредством обоняния инкорпорация объектного мира происходит и материально. Назальная интроекция соотносится с дыхательным эротизмом так же, как оральная интроекция – с оральным эротизмом.
Существует ли такое явление как дыхательный эротизм? Конечно. К функции дыхания психоанализ относился до сих пор как мачеха, потому что её эрогенность представляется в очень близкой связи с оральным и анальным эротизмом, которые сразу привлекают к себе внимание в случаях, например, бронхиальной астмы или дыхательных компульсий.
Имеется достаточно указаний на то, что дыхательные пути имеют самостоятельную эрогенность, достаточно важную. Мы обсудим это позже, пока ограничившись в основном проблемой интроекции... Однако, рассмотрение данного вопроса поможет осветить внутреннюю взаимосвязь с другими видами до-генитального эротизма – с оральностью, анальностью, эпидермальностью. Я не мог пока – возможно, из-за нехватки соответствующих пациентов – подтвердить предположение Абрахама (9), что оральная интроекция всегда соответствует полной инкорпорации, тогда как другие интроекции соответствуют частичной инкорпорации. В такой малоизученной сфере психики моего материала не хватает для чёткого различения между полной и частичной инкорпорацией. Не было обнаружено разницы между целостным объектом и его пенисом как объектами влечений. Однако, теоретически точка зрения Абрахама правдоподобна: анальная стадия развития либидо более поздняя, чем оральная, по аналогии с этим частичная инкорпорация идёт после полной инкорпорацией; и они сочетаются друг с другом только временно. Дыхательная интроекция находится между ними двумя. Верхние дыхательные пути по природе тесно связаны с ртом, но чувство обоняния тесно связывает их с анальной эротикой. Обоняние и вдыхание в бессознательном не различаются.
Теперь я хочу отложить обсуждение теории на конец, и дать клинический материал. Он представлен двумя случаями. Первый пациент прошёл тщательный анализ. Иззучение данного анализа позволит и второму, менее глубокому анализу, тоже стать ценной иллюстрацией.
Первый пациент был описан подробно в моём исследовании «Психология трансвестизма» (10). Там я писал в подстрочном примечании: «Более глубокий анализ нарциссических психических слоёв наконец обнаружил, что идентификация с его покойной матерью (с её «духом») была осуществлена посредством интроекции (вдыхания) и что в бессознательном интроецированная мать была приравнена к его собственному пенису. Таким образом, мы пришли к следующему символическому уравнению: пациент в женской одежде = мама с пенисом = пенис вообще. Мы указывали на схожесть между именем девочки, которым он хотел чтобы его называли, и кличкой домашнего животного для именования пениса».* Теперь я хочу дополнить данное примечание и прокомментировать его.
Сначала я напомню самые яркие обстоятельства данного случая. У пациента исходно было очень садистическое, нападающее отношение к старшей сестре, которая его сексуально соблазнила в раннем возрасте. Данное отношение исчезло, когда он узнал, что у неё нет пениса, за что он чувствовал себя ответственным по причине своих бессознательных желаний. Его объектное отношение к ней заменилось идентификацией, в которой – чтобы смягчить своё чувство вины – он играл роль сестры с пенисом, что сопровождалось крайней кастрационной тревогой, и надеялся получить любовь своей мачехи. Однако, на более глубоком психическом уровне, он был не только фаллической сестрой, но и фаллической матерью, а его объектом была не только мачеха, но и отец. Его родная мать умерла рано. Он упрекал отца в том, что тот в качестве заместителя взял не его, но мачеху. Бессознательно он воевал с мачехой за то, чтобы «мана» (“mana”, сверхестественная сила – прим. перев.) его умершей матери передалась ему, а не мачехе.
Здесь надо добавить, что пациент в основном страдал от ипохондрии, и из-за этого и пришёл в анализ. После каждого сексуального опыта ему надо было сходить ко врачу и получить отпущение грехов через признание его здоровым. В частности он боялся сепсиса (заражения крови), апоплексии, инфекционных болезней. Заражение крови и апоплексия оказались символами кастрации, ибо его отец говорил ему об их опасности столь же настойчиво, как и про опасность его нападений на сестру. Его страх инфекции был страхом отравления, которое он уравнивал с оплодотворением от отца, которое должно было бы явиться смертельным, ибо в бессознательном он думал, что мать умерла от беременности.
Итак, на протяжении долгого времени стало ясно, что инфекциями, которых боялся пациент, всегда были воспаление горла или пневмония, и в эти моменты он ожидал начала сепсиса. Он часто посещал специалистов для осмотра горла и легких. Он также умудрился заработать хронический фарингит путём прочистки горла особым образом, и это вынуждало его постоянно посещать специалиста по горлу. В анализе легко получилось продемонстрировать, что горло уравнивалось с женскими гениталиями. Инфантильным предшественником его тревоги по поводу горла был сильный приступ дифтерии, который случился у него в детстве примерно в то же время, когда он увидел в ванне, что у сестры нет пениса, и потому ему легко было сместить свой кастрационный страх на горло. И всё-таки этого было недостаточно, чтобы объяснить выдающуюся роль в его симптомах дыхательных путей, и можно было начать предполагать соматическое соответствие – до того как ситуация в анализе изменилась, и в самой тяжелой части его лечения возникла огромная тревога по поводу его носа. Он начал вести себя в точности как Человек-волк в его второй болезни (и втором анализе у Мак-Брансвик – прим.перев.), как это описала Mack-Brunswick (11). Весь его день занимало беспокойство по поводу носа: он подолгу смотрел в зеркало, чтобы увидеть признаки сепсиса носа; у него было разного рода болезненные ощущения в носу, которые заставляли его постоянно в нём ковыряться, за что, в свою очередь, он себя сильно упрекал. Когда ему казалось что он повредил себя ковыряясь в носу, он мазал в нос огромное количество вазелина, или промывал его спиртом, так что его меры против предполагаемого повреждения действительно могли повредить нос. Затем, переполненный тревогой, что он действительно повредил нос своими способами лечения, он начинал опять ковырять в носу чтобы удалить вазелин и спирт, тем самым создавая порочный круг ковыряния и мазания. А ещё он пытался пудрить нос и вдыхал немного пудры, после чего начинал сильно переживать насчёт пневмонии, и так далее.
Исключительность, с которой данный пациент в это время жил только своей носовой ипохондрией, не оставляла сомнения в её нарциссической природе. То, как он заботился о своём носе и говорил о нём, полностью повторяло то, как он заботился о своих жене и детях и говорил о них под влиянием своих невротических реактивных образованиях. Так возникло подозрение, что его отношение к носу было нарциссически-регрессивным выражением старого объектного отношения. Прежде уже стало понятно, что его переживания из-за носа были смещением кастрационной тревоги, ибо его симптомы в данном смысле были совсем недвусмысленными, но тем самым стало очевидным, что как орган с внутренней полостью, нос, обычно воспринимаемый как символ пениса, имеет еще и женское значение.
Прежде чем мы смогли подтвердить предположение, что нос представлял внешний объект, нам удалось дополнительно показать его симиволическое значение гениталий. Детские воспоминания показали, что инфантильным предшественником ипохондрии носа являлась ипохондрия пениса. Пациент вспомнил, как он трепетно и нежно относился к своему пенису, в пользу чего говорила уже упоминавшаяся нами кличка домашнего животного. Покрывающее воспоминание о том, что он вытаскивал из пениса волос могло быть трансформировано так, что на области его гениталий находилась повязка, за которую он тянул. Это указывало на конкретное кастрационное переживание, для которого дифтерия была прикрытием. Тем самым не оставалось сомнение в уравнении нос = пенис, к обоим он относился как к амбивалентно катектированным объектам, о которых можно заботиться (жена и дети), и которые не являются частью селф. Кроме ипохондрии, другим главным симптомом его невроза была высокая тревожность о жене. Продолжение уравнения нос = пенис в виде нос = пенис = жена могло казаться невероятным, но тем не менее подтверждалось двумя обстоятельствами (12): 1. Его глубокой идентификацией с женой - он не только одевал её одежду в своих трансвеститских практиках, но ему всегда становилось хуже когда у неё были месячные; 2. Его кличка животного для называния пениса была созвучна не только тому женскому имени которое он хотел, но и имени его покойной мамы, как позже показал анализ. Так что уравнение: нос = пенис = интроецированная мать было доказано. Данное уравнение было основой его трансвестизма, в котором он одновременно исполнял роль и мамы, и пениса.
Но как его умершая мать проникла в его тело, в его пенис, и почему пенис оказался замещён именно носом? В период ипохондрии жена пациента обращала его внимание на то, что по утрам обои рядом с кроватью всегда были измазаны вазелином. В время сна пациент ковырял в носу, в котором была мазь, после чего мазал мазью стену. В данном символическом действии явным становилось анальное и женское значение носа. Мы это истолковали так: в настоящем пациент сначала втирает что-то внутрь своего носа, потом во время сна всовывает свой палец в нос чтобы снова достать это что-то, потом касается стены – а будучи ребёнком он сначала всовывал свой палец в анус, затем подносил его к носу чтобы понюхать, затем подносил к стене. Его симптом прекратился, и у нас возникло впечатление, что интроекция его мамы была как-то связана с нюханием и мазанием фекалиями.
Об этом у нас уже кое-что было. Характерной формой кастрационной тревоги пациента был «уход». Он боялся того, что когда его жена выходила из дома, то она могла не вернуться, что она могла просто исчезнуть, уйти. Когда она была в поездке, он фантазировал что друзья, которые придут встретить её у поезда, не встретят её. То есть то, что он представлял всегда - был её таинственный «уход», а не то, что с ней что-то случилось. Это было вызвано произошедшим в детстве неразделяемым сгущением тайны смерти мамы и тайны сексуальности. У него возник страх, что его пенис может однажды уйти, как ушла его мама. Именно в ванне он обнаружил отсутствие пениса у сестры, потому это место естественно стало для него местом тревоги. Он боялся, что его может смыть с собой вода в ванне в потусторонний мир, и он уйдет. На такое представление повлияло наблюдение за смыванием фекалий водой в туалете. Постепенно появлялось много воспоминаний о том, как он, будучи ребенком на море, с ужасом наблюдал жуков, которые как бы исчезали в песке, и наконец, наблюдал там писающих девочек, и он поражался тому, как моча исчезала в песке, как она просто уходила. Всё это указывало на уравнение: труп = фекалии = пенис = вещи которые исчезают. Таким образом представление «фекалии» было промежуточным звеном между представлением «умершая мама» и «пенис». Бессознательная мысль «моя мама внутри меня» оказалась сгущена с «я поместил в себя фекалии» (18).(«Моя мама внутри меня» было, между прочим, сгущено с «Я внутри мамы», множественные фантазии о нахождении в утробе озвучивались на протяжении всего анализа).
Соответственно, была сделана интепретация о наличии у пациента активного представления: «Я понюхал фекалии и через это моя мама оказалась у меня в носу». Первым подтверждением этому были представления пациента о маминой душе или духе, понимаемых как дыхание, которое он вдохнул = почувствовал запах.
То, что идентификация с мамой являлась опасной, угрожала смертью и кастарцией – уже обсуждалось в моей статье о трансвестизме. Потому фантазии о «дыхании или запахе смерти» должны подтверждать наши интерпретации. Теперь я могу привести серию сновидений, начав со сна об опасности и агрессивности, с указанием на запах и дыхание:
«Я заполняю пушку сверху вареньем. В процессе я пачкаю ободок. Это создаёт опасность взрыва или газа. Затем сверху закручивается крышка.»
Три дневных остатка позволяют понять данный сон. Во-первых, обсуждение специальной кастрюли* (скороварки), крышка которой прикручивалась винтами, и которая вопринималась как создающая опасность взрыва; далее пациент случайно испачкал туалет и испытывал тревогу и стыд чтобы не обнаружилось, что это он; и наконец, его компульсивная неопределённость перед сном о том, закрыта или открыта газовая форсунка, и его страх насмерть задохнуться газом во время сна.
Согласно латентным мыслям сновидения, фекалии могут убивать выделением газов. Поскольку он думал о покупке для жены такой опасной скороварки, это она была объектом его анального желания убить. И наоборот, он боялся, что жена убъёт его за это. Закручивание и откручивание крышки показывает, что идеи кастрации ещё раз добавляются к, и сгущаются с идеями смерти. Главная мысль сновидения тем самым: «Я хотел бы убить свою сестру или маму, но я боюсь, что за это меня убъют или кастрируют». Для нас имеет значение способ совершения убийства. Он сам, который вдыхает газы другого человека или нюхает фекалии, умирает от этого. Различные симптомы указывали на тот же страх убить кого-то с помощью фекалий, или быть убитым кем-либо (его папой, который сожительствует с ним как с женщина) с помощью фекалий (как, например, через инфекцию).
Во втором сновидении тот-же лейтмотив соединяется с идентификацией, так что символическое уравнение «женщина = нос = фекалии = пенис = ребёнок» становится очень понятным. Сон такой: «я вижу ребёнка, раздавленного плашмя».
В предыдущий день пациент лежал на диване рядом с одним из детей и ему в шутку сказали, что он раздавит ребенка насмерть. Я прежде обращал его внимание аналогичным образом на те влечения, которые лежали в основе его педагогических мер, и тем самым тоже предупреждал его о возможном причинении им ущерба своим детям. Он распознал в объекте, которые был раздавленным плашмя, сухие болячки, которые он выковырял из носа днём ранее и которые его сильно напугали, так как он посчитал их признаком серъёзного заболевания. Тем самым, произошло сгущение мыслей «я повредил своего ребенка» и «я повредил свой нос». Ассоциация с историей Макса и Мориса, запечёнными плашмя в пекарской печи, показали, что за этим лежит идея кастрации. У него были приступы тревоги, когда дети касались экрана на спектакле с волшебным фонарём: он боялся, что их пальцы уйдут маршем вместе с солдатами, которых проецировали на экран – что дети могут тоже быть сурово наказанными за свои бездумные хватания. То есть для него уже была проблема различать в видимым им то, что было телесным (пальцы), и что было всего лишь изображением, то есть «раздавленным плашмя» (солдаты). Предшествующей причиной ддля данного страха было обнаружение им накануне того, что у сестры, на коленях которой он кстати сидел во время спектакля точно так-же, как и во время его сексуальных игр с ней, не было пениса. Потому значение сновидения было таким: «Я хочу кастрировать сестру своими сексуальными нападениями, и я боюсь что сам буду кастрирован за это». Однако, при этом происходит сгущение его сестры не только с его собственными детьми, но и с его пенисом (трогающий и исчезающий палец) и его носом, который он повредил ковыряясь в нём, и далее также с его фекалиями = болячками из его носа. То, что было раздавлено плашмя – это одновременно сестра, фекалии, нос, пенис. Не случайно, что после данного сновидения пациенту пришло на ум, что во время его дифтерии применялся ингалятор (inhaling apparatus), и это было и приятно и тревожно одновременно, потому что дыхательный аппарат сильно напомнил ему волшебный фонарь, который, поэтому, мог не только раздавить пальцы, но и выделять газы.
Такого рода сообщения опять-таки привлекали внимание к огромному удовольствию от запахов, которое получал пациент. Он не только в детстве всё нюхал и различал вещи по их запаху, но и его трасвестизм начался с того, что он почувствовал на одежде сестры возбуждающий запах её тела. После того как анализ поколебал бессознательное основание его трансвестизма, он регреснул к началу данного симптома: он уже не одевал женскую одежду, но подносил её к носу чтобы понюхать и мастурбировал. Ощущение запаха, вдыхание женских ароматов заменило ему одевание женской одежды. Как последнее оказалось сгущением объектно-либидинозного акта (одежда = женщина) и идентификационного акта, также и нюхание-мастурбация было одновременно половым актом с женским запахом и идентификацией – превращением в женщину путем впускания в себя женского запаха. В этом мы видим, что представление о фекальном запахе (фекалии = труп) было более поверхностным, чем представление о вагинальном и в частности менструальном запахе.
Ещё один сон был таким: «Кто-то умер. Пахнет трупами».
Перед сном пациент мастурбировал описанным образом с предметом нижнего белья жены. Тем самым, тот кто умер – была его жена. Через ощущение запаха он магическим образом убивает труп и принимает его в себя. Данной фантазии соответствует, с другой стороны, страх быть отравленным запахами. Фобия прогорклого масла, которая у него была, относится сюда же. Он мог есть только свежайшее масло, купленное в лучшем магазине.Если мы вспомним сейчас, что после своих трансвеститских актов ему надо было быстрейшим образом срывать эту одежду чтобы «она не прилипла», то мы поймём, что если путём ощущения запаха женщины он её убивает и вдыхает её в себя, то ожидающее его возмездие (talion) будет тем, что он, став женщиной, умрёт от отравления запахами и газом. Вдыхая в себя, он принимает внутрь себя и женскую «мана», и сам становится женщиной. То, что угрожающая ему как женщине ужасная опасность - это опять-таки кастрация, видно из того, что он думает о женственности как о крови, а женщина пахнет как запах менструации. Пациент, при том что он не выносил вида крови, признался, что обонять кровь ему нравилось, и даже ему доставляло радость поцарапать свой нос внутри до крови, потому что тогда тогда так приятно пахло кровью. Это подтверждает нашу концепцию о бисексуальной природе носа, который репрезентирует не только пенис, но также кровоточащие женские гениталии, лишённые пениса. У пациента его носовая ипохондрия была настоящей кастрационной тревогой – это был страх того, что его нюхание и мастурбирование могло превратить пенис в кровоточащий орган. Ясно, что запах фекалий был отчасти уже регрессивной заменой запаха крови, который он с возбуждением ощущал когда спал в кровати своей мачехи, но который, заметив отсутствие у неё пениса, он вытеснил и заместил запахом фекалий. Это могло бы быть тем, что заставило его через уравнение фекалии = пенис заместить реальную мачеху умершей мамой, и тем самым заместить объектную любовь - идентификацией, а гетеросексуальность – гомосексуальностью. Это, однако, не стало понятным. Понятным было то, что инкорпорация женщины через ощущение запаха было опасным делом, которое могло привести к превращению в женщину и тем самым к потере пениса как было у мачехи или сестры, или к смерти как случилось с мамой.
Последовавший потом сон: «Моему младшему ребёнку угрожает ингалятор».
Дневные остатки: той ночью, как исключение, пациент спал в одной комнате с этим ребёнком. В предыдущий день он переживал, что его дети могли заразиться от постороннего ребенка с кашлем. Мы уже знаем, что будучи ребёнком, пациент и любил и боялся ингалятора. Тетя, сестра отца, умерла от туберкулёза когда пациент был маленьким, и когда его сестра кашляла, то папа говорил: «Ой, умрёт, как моя сестра». То есть мы говорим о его желании смерти, направленное на своих детей и на сестру, о тревоге за себя из-за возмездия (talion), об опасности смерти, репрезентованной вдыханием, о причине смерти от дыхательного заболевания.
Таким образом мы получаем близкие, и даже накладывающиеся друг на друга идеи:
1. Я желаю кастрировать и убить свою жену (сестру) газом (без сомнения чтобы занять её место) и за это она убъёт меня посредством запаха;
2. обоняние женского аромата является сексуальным удовольствием, но с ним связана кастрационная тревога, ибо это обоняние превращает в женщину;
3. Обонять женский аромат это есть инкорпорировать женский труп, и это есть предварительное условие сексуального удовольствия, которое мой отец даст мне как женщине - что несёт с собой опасность кастрированности.
Данный третий слой – несомненно самый глубокий – становится особенно понятным в серии сновидений, которые можно назвать «борьба с мачехой за право преемственности умершей матери». Смерть отца, имевшая место незадолго до начала анализа, позволила пациенту реактивировать детские фантазии, касавшиеся смерти его мамы.
Сон: «Я где то оставил коробку, которая принадлежала моей мачехе».
Дневной остаток: его мачеха где-то оставила зонтик его жены. Он теперь, соответственно, мстит тем, что теряет предмет, принадлежащий ей. Почему коробка? Его первой ассоциацией была могила Фридриха Великого в Потсдаме; затем шутка, в которой гроб путают с ящиком сыра, а запах трупа – с запахом сыра. Затем он подумал о ссорах с мачехой из-за наследства. Мы можем толковать это как: «Я хочу забрать у своей мачехи труп - «запах» - моего отца, это не она его законный наследник, а я». Это покрывает соответствующий ход мыслей в детстве: «Не она, а я был преемником моей мамы в то время». В таких мыслях законный наследник репрезентирован обладанием аромата, то есть духа, покойного. Но почему сон заменяет настоящий зонт на коробку? Это может происходить из-за идей активной кастрации, направленных на отца: у него нет пениса (зонт), но есть вагина (коробка); но в большей степени это относится к смерти матери, чей дух (spirit) он понимал как вагинальный запах, то есть запах из коробки.
С этим связан и другой непростой сон, заслуживающий нашего внимания. «В постели лежит больная опухшая женщина. Она упрекает мою сестру за кражу мехов. У меня под глазом есть опухоль».
Опухоль есть у обоих – у него и у женщины, таким образом он опять приравнивает себя к женщине. С глазом он ассоциирует плакат Fromm’s Act (*известная в Германии марка презервативов) и говорит что на днях у него был особый страх сифилиса. Латентная мысль сновидения тогда такая: «Я и женщина имеем первичное повреждение – кастрированы». Почему именно «опухлость»? Однажды он видел женщину с уремией, у неё были отёки под глазами. Он не знал что такое уремия, но подумал: «что-то связанное с уриной». Ребёнком он принюхивался к урине своей сестры. Тем самым его мысль такова: «Я (другими словами, женщина) был кастрирован через запах урины». Относительно больной женщины он ассоциировал, что читал про остров Finkenwerder, где женщины рано становятся вдовами, потому что там мужчины рыбаки и погибают в море. С рыбаками он ассоциировал шуточное замечание его жены, что когда у него случалась отрыжка и он прикрывал рот рукой, он занимался рыбной ловлей (fishing) желудочных газов. Вдовы с Finkenwerder естественно означали его мачеху после смерти его отца. «Моя мачеха и я заболели из-за запаха или газов».
Почему меха?... От отца ему досталась шуба – то есть во сне мачеха оспаривает его право собственности на шубу, при том что в реальности это он спорил с ней из-за наследства. Тогда смысл такой: «Моя мачеха и я оба заболели, интроецировав моего умершего отца путём вдыхания его». Но почему меха украл не он, а сестра? По двум причинам: во-первых, как повтор незаконного присвоения покойного женщиной, и во-вторых, сестра в реальности действительно украла что-то из столового фарфора. В доме находился еще фарфор как напоминание о первой матери. Так, на более глубоком психическом уровне он думал не об отце, а о матери, и толковать можно так: «Почему место моей умершей матери заняли эти женщины, моя мачеха и моя сестра, когда это место моё? Я хочу украсть у них это место путём вдыхания их духа, но я боюсь что буду кастарирован за это и умру». Теперь мы также понимаем его агрессивное отношение и активное желание кастрировать по отношению к женщинам, особенно к сестре. Одна из частей психогенеза данных желаний и отношений такова: «Я хотел бы оторвать пенис у этих женщин, вдохнуть их запах, чтобы как если бы забрать предметы моей мамы, которые они украли, но в качестве возмездия и наказания за такие мысли мои дыхательные органы и пенис заболеют».
Прежде чем оставить данный случай, я бы хотел снова особо подчеркнуть уже упоминавшееся сгущение дыхательной интроекции и других видов интроекции. Эпидермальная интроекция обозначена в данном сновидении шубой, которая, если одеть на тело, будет пенетрировать через кожу ядом отцовского трупа. Нужно добавить, что в бессознательном пациента гомосексуальный половой акт всегда воспринимался как взаимное мазание фекалиями, а страшная инфекция – как фекальная инфекция, проникающая через кожу. У пациента была выражена и оральная интроекция, несмотря на конкретный упор на дыхательный аппарат (я привел в основном только дыхательный материал и отставил остальной). Могу добавить, например, что оральный фактор выразился в идее, что пациент был инфицирован через целование своего покойного отца, и мы могли ранее видеть это в его стремлении есть только свежее масло. Позвольте привести пример этого в ещё одном кратком сновидении: «сестра дала мне есть что-то плохое".
Сестра в реальности так и делала. Томатный суп, который она приготовила на ужин, был испорченным, и после этого она закрылась в своей комнате и не впускала его. В детстве сестра мочилась в постель. Когда родители обсуждали это, то просили его выйти. Он чувствовал запах её мочи. То есть смысл сна – она дала ему мочу не только обонять, но и съесть. Также это был и томатный суп – так что не только мочу, но и кровь – менструальную кровь. Таким способом во сне женская «мана» была инкорпорирована орально.
В связи с данным пациентом позвольте вспомнить еще один анализ одного симптома. Страх задохнуться и дыхательные церемониалы играли большую роль на первой стадии сложного компульсивного невроза у одного молодого человека. Анализ быстро обнаружил, что данные симптомы есть проявление кастрационной тревоги, направленной против гомосексуальных фантазий, хотя и без намёка на какие-либо идентификации. Однажды, например, у пациента была фантазия, что аналитик мог бы «перерезать воздух» ножницами, то есть перекрыть воображаемую подачу воздуха, как у водолазов, и тогда тот задохнётся. Это уходило корнями в страх его латентного периода, что он мог задохнуться под одеялами во сне. (В то время он прятался под одеялами при фантазировании). Фантазии, по большей части про огромных монстров космического масштаба, пожирающие целый мир, были производными от старых мастурбационных фантазий, и прятание под одеялом было развитием раннего инфантильного запрета держать-руки-под-одеялом. Спрятавшись таким образом, ему нравилось нюхать собственные газы, что сделало для него возможным придать старому страху кастрации форму страха асфикции. К такому пониманию нас приблизил анализ следующего симптома. У пациента появилась компульсия подражать сигналам автомобилей, когда он их слышал тоже говорил «ту-ту» (toot-toot). После довольно долгого анализа у него наконец возникла ассоциация, что автомобиль это огромный монстр, и что пациент мог всё то же, что и он. Постепенно мы выяснили, что подражание сигналам должно было прогнать монстра, точно так же как, согласно Анне Фрейд, дети могут избавляться от страха животного через подражание ему (14). Мысль такая: «Если и я буду шуметь так же громко как монстр – он не может сожрать меня». То есть тревога преодолевается идентификацией с объектом. На то что монстр означал отца указывало то, что пациент всегда впечатлялся громкими звуками, которые производил его отец. Он восхищался тому что тот пукал, храпел, и больше всего, громко чавкал при еде. Первым компульсивным симптомом пациента было широко открывать рот – теперь мы понимаем что это означало то же, что в последствии – «ту-ту». Оно значило: «я могу жрать как папа, потому мне можно не опасаться быть им сожранным». Это была идентификация с отцом с целью отогнать страх отца, который в свою очередь отгонял женственное стремление к отцу. Данная идентификация в начале казалась оральной по происхождению, так как касалась пожирания и шума. Но после того как анализ дошёл до данного материала, симптом изменился: ему надо было подражать сигналу автомобиля, но после «ту-ту» ему стало нужно сильно выдыхать, выдувать. Мы могли видеть, что его симптом стал, таким образом, двухфазным – что вторая часть, выдох, была предназначена для отмены сделанного в первой части, «ту-ту». На самом глубоком уровне, все его обсессивные симптомы выражали конфликт: «Должен ли я идентифицироваться с мужчинами, или должен ли я им пассивно отдаться?» в звуке «ту-ту» он идентифицировался с автомобилем, при выдыхании он от этого опять избавлялся. Однако, если такое избавление происходило через дыхание, то и предшествующая интроекция объекта должна также осмысливаться как дыхание. Но что было тем, что он вдохнул? Его собственные кишечные газы под одеялом, газы его отца – и автомобили тоже имеют обыкновение пахнуть.
Если у первого пациента умерла мама, то у данного пациента умер старший брат. Его чувство вины из-за этого было основным содержанием его невроза. Он позже перенёс всю свою амбивалентность к отцу – на брата. Множество симптомов и сновидений не оставило сомнений, что объект, с которым он идентифицировал себя, и которому он хотел представить себя в качестве субъекта, с другой, тоже был его умерший брат, чей дух он вдыхал во время произнесения «ту-ту» и затем с усилием выдыхал снова. (Фантазируемые монстры были все космическими созданиями, обитавшими во вселенной, точно как и умерший брат жил на небесах). Пациент тоже боялся газа и заметно боялся кухонь: запах из кухни мог проникнуть в его спальню и убить его.